– Я недоволен, – сказал я.
– Ты тщеславен, – заявил Чемогуров. – Кстати, могу сообщить, что тебя оставляют на кафедре. Вместе с Крыловым. Его в аспирантуру, а тебя мэнээсом.
– Кем?
– Младшим научным сотрудником. Сто пять рэ… Юрий Тимофеевич уже подыскивает для тебя новый договор.
Я пошел потолкаться у объявления. Видимо, все уже знали о решении профессора. Никто не интересовался моими планами и надеждами.
Мимо объявления быстро прошел Крылов. Вид у него был ужасный. Глаза ввалились, волосы были в беспорядке, руки болтались, как у куклы. Сметанин окликнул его, но Крылов не отозвался, а прошел в нашу комнату. Я последовал за ним.
– Ты чего? – спросил я.
Крылов проглотил слюну, двигая острым кадыком.
– Отстань, – сказал он.
– Женишься, что ли? – продолжал я.
Крылов схватил со стола тетрадь и запустил в меня. Я увернулся. Тетрадь пролетела мимо и ударилась в лоб Мих-Миху, который как раз входил в комнату. Мих-Мих и бровью не повел. Он нагнулся за тетрадью, а Крылов, даже не извинившись, отвернулся к окну.
– Слава, – сказал Мих-Мих, – возьми себя в руки. Неужели из-за этой…
– Чего вам всем надо?! Чего вы все ко мне лезете?! – в отчаянии завопил Крылов и бросился вон из комнаты.
Из-за интегратора вышел Чемогуров, и мы устроили небольшой симпозиум. Мих-Миху был известен диагноз. Он его нам сообщил. Крылов переживал разрыв с Викой. У него наконец открылись глаза, чему Вика в немалой степени способствовала. Она выкинула следующий номер.
В мое отсутствие она пошла в гости к Сметанину и Миле. Там было чаепитие с профессором, во время которого Вика пыталась повлиять на распределение. Она очень мило болтала и как бы невзначай давала всем характеристики. У нее был свой средний балл оценок для нашей группы. В частности, я был назван эгоистом и неуживчивым человеком. Крылова Вика характеризовала как талантливого, но неуправляемого. Сметанин же оказался покладистым и преданным делу работником. Вика о себе умолчала, но ее дополнил Сметанин. По его мнению, она могла влиять на Крылова в нужную сторону.
Во всем этом была известная доля истины.
Короче говоря, они дали понять профессору, что кафедра нуждается в верных ему людях. Если таланту Мих-Миха прибавить талант Крылова да мой индивидуализм, неизвестно что может получиться. А тут еще вечный оппозиционер Чемогуров, под влияние которого я попал. Следовательно, нужно было оставить Крылова в аспирантуре, но для равновесия и лучшего морального климата взять на кафедру Сметанина и Вику.
Это не было сказано прямо, но профессор понял. Большая политика делалась тонко, под звон серебряных ложечек.
Надо отдать должное Юрию Тимофеевичу. Он холодно выслушал Вику и удалился в свой кабинет. На следующий день он вызвал Крылова вместе с Мих-Михом и изложил им результаты чаепития. Профессор не побоялся вторгнуться в личную жизнь Славки, как побоялся сделать я.
– Она далеко пойдет, – заметил Чемогуров.
– Может быть. Только не у нас на кафедре, – сказал Мих-Мих.
У Крылова было объяснение с возлюбленной. Что они там говорили, никто не знает, но Славка после этого стал невменяем. Он замкнулся и ни с кем не разговаривал.
Такова была обстановка перед распределением.
Группа пока ничего не знала. Естественно, что Сметанин и Вика помалкивали.
Наконец наступил день распределения. Оно проходило в конференц-зале института, где обычно заседал Ученый Совет. С утра мы собрались в коридоре под дверями. Нас возглавляла Зоя Давыдовна, у которой был список.
Без четверти десять в зал стали собираться люди. Пришли заместитель ректора, профессор Юрий Тимофеевич, Мих-Мих. Было много незнакомых. Зоя Давыдовна объяснила, что это представители предприятий.
По коридору прошел коренастый человек в унтах и тоже вошел в конференц-зал.
– Это из Кутырьмы, – сказал Зоя Давыдовна.
В группе произошло замешательство, особенно в той ее части, которая замыкала список.
– Мы поедем, мы помчимся на оленях утром рано… – пропел Сметанин. Теперь он чувствовал себя в безопасности.
В десять часов Зоя Давыдовна пригласила в зал Славку. Он вошел спокойно и безучастно. Вообще, в это утро он ни на кого не смотрел.
Мы прильнули к дверной щели. Кто ухом, кто глазом. Ничего не было видно, да и слышно тоже.
Через пятнадцать минут дверь открылась, и Крылов вышел. Такой же прямой, будто проглотивший аршин. Вика старалась на него не смотреть. У нее на лице были красные пятна.
– Ну что? – выдохнули все, хотя распределение Славки было делом решенным.
Крылов пожал плечами. Тут же из зала вылетел Мих-Мих. У него были круглые глаза. Он подбежал к Славке сзади и два раза тряхнул его за плечи.
– Ты соображаешь, что ты наделал! Это же не только твое личное дело! Ты ставишь под удар работу! – свистящим шепотом произнес он.
Мы застыли, не понимая. Мих-Мих обвел нас взглядом и сказал с горечью:
– Он распределился в Кутырьму! А что я мог сделать?…
Я посмотрел на Вику. До нее доходил смысл сказанных слов. Только теперь она, кажется, поняла, что разрыв со Славкой – это серьезно. Навсегда.
В зал вошел следующий. А оттуда выскочил довольный человек в унтах. У него были причины радоваться. Во-первых, он быстро освободился, вопреки ожиданиям, а во-вторых, получил лучшего молодого специалиста. Он подошел к Славке, пожал ему руку, и они стали о чем-то разговаривать. Крылов улыбался.
Когда подошла моя очередь, я вошел в зал и узнал, что мне предлагает работу Министерство высшего и среднего специального образования. Министерство направляло меня в распоряжение нашего института. Я решил не отказываться, это было бы теперь не оригинально. Мне подсунули большой лист и я расписался. В одной из граф на листе значилось: «жилплощадь не предоставляется». Я не знал, что в таких случаях нужно говорить и сказал «спасибо».